Третья ливанская война

И я думаю про себя: неужели я действительно доверил бы ядерное оружие харедим [ультраортодоксальным евреям]? Ведь может быть, что красная кнопка находится у гдоль ха-дор [величайшего раввина поколения], но он не хочет брать на себя ответственность и передал её районному раввину, который не доверяет себе и поэтому отдал её габаю [старосте синагоги], и теперь во время молитвы за синагогой сын габая играет с детьми в шарики красной кнопкой. И я спрашиваю: где же зелёная форма?

Ядерное оружие: как половинка граната - висок твой (источник)

Мне приснилось, что у Хезболлы есть ядерное оружие, и нас отправляют в Ливан, пока они не применили его. И из-за того, что это настоящее чрезвычайное положение, приходится мобилизовать даже харедим. И я говорю солдату, который пришёл забрать меня для спасения Израиля: разве этот конфликт - не светские против харедим? Ведь конфликт - это арабские харедим против еврейских светских, так почему всегда говорят только, что это конфликт между евреями и арабами, а не конфликт между харедим и светскими? И солдат говорит: так теперь на той стороне харедим с оружием Судного дня. Что думаешь об этом, можно доверять досим [пренебр. религиозным] в Судный день? И я думаю про себя: неужели я действительно доверил бы ядерное оружие харедим? Ведь может быть, что красная кнопка находится у гдоль ха-дор, но он не хочет брать на себя ответственность и передал её районному раввину, который не доверяет себе и поэтому отдал её габаю, и теперь во время молитвы за синагогой сын габая играет с детьми в шарики красной кнопкой. И я спрашиваю: где же зелёная форма?

И конечно же, операция спланирована небрежно, как принято в сионизме, и нам дают огурец и помидор вместо оружия, и так мы входим в Ливан ночью, все стоят на границе, длинной шеренгой вдоль границы, и зажигают поминальную свечу и держат её над сердцем, и входят все вместе одним шагом широким фронтом с огурцом и помидором. И я думаю, ладно бы если идти с огурцом и помидором, но чья это идиотская идея зажечь свечу, ведь так нас точно заметят. И конечно же, операция осложняется, и я убегаю в ресторан, который был соединён с домом человека, которого мы убили во сне, и оказывается, что этот человек не умер, хотя мы перерезали ему горло кухонным ножом, потому что недостаточно глубоко порезали, и он злится, что мы по ошибке перерезали горло его жене, когда они лежали, и выходит на нас с пистолетом, который он прятал в спальне. Потому что он знал, что сионисты придут его похитить, теперь когда у них есть бомба в доме, потому что и арабы уже не фраеры и не глупцы и не бескультурные и много используют метафоры и читают литературу - и больше не разделяют секс и насилие.

А у светского парня рядом со мной как раз есть оружие, но мне дали огурец и помидор - потому что я всё равно не умею стрелять и погибну в мире Торы. И они стреляют друг в друга через закрытую дверь, и в конце я, конечно же, получаю пулю. И я не понимаю, почему второй парень, который умеет стрелять, не бросил внутрь гранату, ведь если у меня огурец и помидор, а у него вместо огурца оружие, то наверняка вместо помидора у него была граната, как в вопросах психометрического теста, который я не смог пройти. Но уже слишком поздно для таких вещей. И теперь из-за меня нас схватят и вся страна попадёт в беду. И начинается длинная повторяющаяся сцена попыток сбежать через очень тёмное запутанное место, полное стульев и столов в банкетном зале, который в беспорядке после какой-то арабской свадьбы, с множеством оставшихся блюд, и все их блюда - это пита с фалафелем, и в темноте это выглядит как чёрные шары, но я знаю, что это должен быть фалафель, и моя рана не прекращается, и я думаю, какой фатальной ошибкой было мобилизовать меня. Даже с их точки зрения. И я знаю, что светский солдат думает точно так же, как я, потому что теперь он должен спасти меня из-за ценности товарищества, которая есть в ценностях ЦАХАЛа [армии обороны Израиля]. Весь Израиль - товарищи.

И всё это бесконечно долгое время, пока я убегаю, я всегда пытаюсь выбрать самый неожиданный поворот, чтобы спрятаться и чтобы за нами не следили, и всегда этот проклятый террорист как-то знает, какой поворот мы выбрали, хотя это нелогично, но как-то он всегда появляется, неважно, насколько оригинальный и нелогичный путь я нахожу или изобретаю в маршруте бегства, настоящие новшества в вопросе побега, через столы или стулья или кухню или комнату уединения, или всё вместе - перемешиваю как салат - и в конце его чёрная голова выглядывает за нами. И он очень-очень злится, что мы испортили его жене горло, и ещё я испортил ему прямо посреди отношений, в ночь, когда она должна была доказать, что она девственница, когда он должен был доказать, что он мужчина. Потому что как-то огурец и помидор - это намёк на что-то извращённое, хотя я не понимаю, ладно огурец, но при чём тут помидор. И молодой солдат рядом со мной шепчет, что ты не понимаешь, это не как твой извращённый харедимный мозг, который думает, что светские всё время заняты сексом и наслаждаются, мы страдаем точно так же, как вы, и у нас огурец и помидор - это армия и безопасность. Так что, пожалуйста, соблюдай военную тайну и перестань говорить на вражеской территории про огурец и помидор, это национальный секрет. Особенно теперь, когда тебя собираются похитить. Чтобы я тебе тут не устроил какого-нибудь Ганнибала, что я уже давно должен был сделать. Но я жалею тебя, ах ты бедняжка.

И я потерял много крови и уже не могу бежать и убегать, а только спрятаться один последний раз, и поэтому обязательно это должно быть в самом творческом месте, о котором араб никогда не подумает, потому что если террорист угадает на этот раз - это конец, и поэтому нужно что-то действительно инновационное, и я вижу, что уже невозможно заткнуть чёрную дыру ранения огурцом, и пытаюсь помидором, но всё красное, и я уже не знаю, это помидор или моя кровь. И я говорю светскому, пойдём, я знаю этих харедим, ты не понимаешь в харедим, они будут искать в каждом возможном месте в доме, за два месяца до Песаха они уже ищут хамец [квасное], но мы перехитрим его с нашим еврейским умом и спрячемся в траурной сукке [шалаше] по его жене, и никто не заподозрит, что мы спим в сукке, потому что вот-вот Песах. И мы входим в сукку, прячемся за украшениями, и я держу огурец и помидор как этрог и лулав [ритуальные растения] и не двигаюсь, чтобы спрятаться в пейзаже как часть украшения и красоты сукки, и солдат тоже стоит по стойке смирно напряжённый и вообще не дышит - и араб входит (так каждый раз моя голова придумывает другой способ, которым в меня стреляют ночью. У меня повторяющийся сон, что я в бою и в меня стреляют, хотя, конечно, я никогда не был в бою. Посттравматический синдром без травмы. До чего доходит сионистское сознание!).

И я говорю светскому парню, брось гранату вместо помидора и спаси нас, потому что у него граната ХАБАДа [хасидское движение], потому что ЦАХАЛ решил взять ХАБАД как нового производителя своих гранат, и я удивляюсь своему невежеству в хасидизме, что не знал, что ХАБАД производит гранаты. И наверху лестницы тонкая нить держит гранату, чтобы повесить её в сукке над головой террориста, и габай там чинит какую-то лампу наверху, и я собираюсь сказать ему, что не сейчас, потому что здесь военные учения и пробуют гранату, и он может пострадать, но почему-то я не понимаю, почему несмотря на безопасность мой локоть случайно роняет гранату на пол, и я кричу ему, чтобы он осторожнее, это граната ХАБАДа, а он не верит мне, какая граната ХАБАДа, что за чушь, он не знает такого в Галахе [еврейском законе], и я говорю ему, ну осторожнее, осталось меньше трёх секунд до взрыва, и всё это длится гораздо дольше трёх секунд, и ждём, а граната всё не взрывается, и он копается в своей памяти, пытаясь вспомнить, есть ли такое в каком-нибудь Тосафоте [средневековых комментариях], и уже проходит много времени, и он проверяет в книгах, что это может означать, и он не понимает, может это гематрия [числовое значение], или какой-то символ, или намёк в сфирот [каббалистических сферах], в тайном мире. И вдруг без всякой связи с чем-либо граната взрывается в прямом и переносном смысле с огромным шумом - и убивает меня, его и их - харедим, светских и арабов вместе на куски, как заряженный помидор, который появляется в первом акте, все евреи ответственны друг за друга. И тогда он понимает, что я не шутил.