Как Холокост открывает наше мышление о будущем?

Какова глубинная связь между Холокостом и сновидением, и почему парадокс Ферми должен лишать нас сна

Анти-реализм: мышление возможного (источник)

Мы привыкли рассматривать скорость света как ограничение для космических полётов и распространения цивилизации в галактике, то есть думать о ней как об ограничении движения. Но что если основное значение скорости света заключается именно в ограничении скорости вычислений, что заставляет развитые цивилизации сходиться к микропространству – с эффектом, противоположным распространению в галактике? И что мы действительно знаем о силе и возможностях алгоритмов в суб-биологическом и суб-химическом пространстве, и о возможностях организации (и самоорганизации!) в огромном микропространстве (с точки зрения количества порядков величины) между струнами и квантами? Возможно ли, что это и есть решение парадокса Ферми? Милый, пришельцы сжались.

Возможно ли, что Вселенная кишит жизнью в измерениях, намного меньших субатомных? С момента возникновения жизни из химических строительных блоков, направление к большему развитию было направлением роста. Поэтому мы привыкли видеть сложность как размер, и поэтому развитая будущая цивилизация представляется нам как наше увеличение, где звёзды заменяют города, а космические корабли – автомобили. Напротив, субатомное развитие было полностью закрыто для жизни и эволюции до технологической эры, которая впервые позволила пересечь этот порог. Но точно так же возможно, что из гораздо меньших строительных блоков (струн? мембран? и т.д.) также может спонтанно возникнуть жизнь при определенных обстоятельствах и развиваться с гораздо более высокими скоростями (ведь там всё происходит быстрее). Возможно ли построить разумные машины из струн, например, или эти миры кишат самовоспроизводящимися машинами? Короче говоря, возможна ли мини-эволюция или какой-то другой процесс обучения там, который, несомненно, из-за скорости, превышающей нашу на порядки величины, уже давно обогнал нас по уровню интеллекта? И, возможно, из-за принципа неопределенности, на самом деле всегда есть шанс такого развития, даже без особых условий, если представить, что такая машина может исправлять, сохранять и копировать себя, и поэтому, даже если шанс ничтожен, достаточно одного раза в видимой Вселенной? Ведь число частиц и комбинаций в микропространстве на много порядков больше, чем число звёзд и возможностей в видимой Вселенной. И возможно ли, что наша жизнь в надатомном пространстве им недоступна, точно так же, как нам недоступна жизнь в других вселенных?

И даже если такое спонтанное развитие невозможно, разве не может развитая технологическая цивилизация пересечь порог в субатомный уровень и поселиться там? Мы, возможно, склонны думать, что тогда они не распространятся по Вселенной, потому что они такие маленькие, и чтобы строить космические корабли, нужно быть большими, но наоборот – для ускорения таких микроскопических количеств материи до скорости света требуется гораздо меньше энергии, и это лишь еще одно решающее преимущество микромира (фактически, мы наблюдательно знаем неопознанные крошечные объекты с массой, движущиеся поразительно близко к скорости света – частицы Oh-My-God, представляющие собой важную физическую загадку, значение которой недооценивается – но не такие большие объекты). Поэтому, пока мы воображаем "встречу с космическими кораблями", возможно, именно крошечные компьютеры или роботы, движущиеся почти со скоростью света и самовоспроизводящиеся, наводняют Вселенную в микроскопических масштабах. Ведь мы считаем возможным квантовые вычисления, и, возможно, также возможны вычисления на струнах и мембранах, и кто знает, какие еще возможности существуют в еще меньших масштабах. Мы всегда пытаемся объяснить физику через простые и базовые частицы, из-за нашей привычки видеть сложность в размере, но, возможно, именно на этих уровнях распространена сложность? Достаточно, чтобы один из процессов в микромире имел крошечный шанс создания системы обучения и развития, чтобы ожидать создания спонтанного порядка там и даже жизни, ведь мы знаем явление спонтанного возникновения порядка в бесчисленных физических системах на бесчисленных порядках величины. Кто сказал, что жизнь должна быть химической?

Мы должны рассмотреть возможность того, что обнаружим пришельцев или чужой интеллект именно когда спустимся на самые низкие уровни материи, и это не значит, что мы будем "сильнее" их, потому что здесь есть огромная (и биологическая) путаница между силой и размером. На самом деле, даже сегодня нанометрические боевые системы могут проникнуть через любую защиту и причинить огромный ущерб (например: вирус). Единственная причина, по которой вирусы не побеждают нас, заключается в том, что они не такие интеллектуальные и сложные, как мы, но если бы они были – у нас не было бы шансов против них. Возможно, это следующее поколение средств ведения войны, которые будут одними из первых вещей, построенных в нанометрическом диапазоне, и которые могут даже случайно уничтожить всю жизнь на Земле. Мы не сможем противостоять самовоспроизводящейся машине, которая разрушает нас изнутри, потому что наша иммунная система не умеет справляться с небиологическими угрозами.

Но почему мы вообще должны погружаться в эти спекуляции? Что даёт нам такое мышление, которое глубоко укоренено в занятии возможным, вместо существующего? Парадокс Ферми, как открытая и угрожающая проблема, парящая над нами как философское оружие судного дня, заставляет нас думать о необычных угрозах. Этот парадокс глубоко укоренён в типе мышления, который занимается возможным, а не существующим. И поэтому он также связан с формой мышления, которая занимается будущим, то есть возможностями, и поэтому многие не способны ею заниматься, потому что в ней слишком много степеней свободы и слишком мало почвы. Человеческое нарративное мышление любит закрытые и плотные нарративы и видит в них эстетику (вершина которой: трагедия), и затрудняется заниматься будущим именно потому, что оно является сном, то есть является нарративной структурой возможного, а не существующего (поэтому литература обычно пишется в прошедшем времени, а не в будущем). Будущее разветвляется в возможностях как дерево, и не является сильной сюжетной линией, как любят инфантильные читатели романа, которые просят сказку перед сном. Но после сна происходят глубокие процессы обучения в мозге, и поэтому мозг создает в них бесконечное количество возможностей, и исследует ситуации, и переходит в духовный творческий мир, на порядки превосходящий мир бодрствования. И люди ведь не интересуются снами – они забывают даже свои собственные сны, и они также не интересуются будущим, и предпочтут любую глупую политическую дискуссию духовной спекуляции.

На самом деле, древняя связь между сном и будущим происходит не из-за магического или примитивного мышления, а из-за глубокой связи между ними: оба занимаются мышлением возможного. В этом мышлении успех не является доказательством или обоснованием, то есть сильной и необходимой линией, ведущей из прошлого (как любят уравновешенные), а именно нахождением нового направления, прорывом к новому типу возможности, которая не проверялась ранее в дереве поиска, то есть творческим новшеством. Человеческий мозг, вынужденный жить в мышлении настоящего и прошлого, чтобы выжить, то есть в реальном мышлении, имеет встроенное предубеждение против будущего, потому что на протяжении почти всей эволюции только гены и мутации занимались будущим, возможным, открытием возможностей, в то время как организмы занимались сбором возможностей, сохранением, продолжением линии органическим способом. Мышление о будущем было ограничено относительно краткосрочными возможностями, поэтому человек всегда предпочитает ближайшее будущее отдаленному и отвергает отдаленные, спекулятивные возможности. Но когда развитие ускоряется, обычный человек остается без релевантной формы мышления для мира, потому что центральной переменной становится будущее, а центральной неизвестной становится возможное. Что вообще возможно?

Поэтому, например, человек не способен думать даже на пятьдесят лет вперед (климат), и тем более на пятьсот. И поэтому люди (включая "серьезных" людей) почти не беспокоятся о парадоксе Ферми, потому что это ведь просто интеллектуальное упражнение, не так ли? (Нет, это самый тревожный аргумент в пользу глобального человеческого холокоста). Кто действительно обеспокоен или серьезно думает об этом? Возможно, только высший промилле мыслителей будущего серьезно интересуется самой серьезной угрозой, о которой можно подумать – потому что она представлена как возможность (вероятность которой может быть 99.99%... согласно парадоксу). Высший процент мыслителей будущего серьезно обеспокоен искусственным интеллектом, верхний дециль серьезно обеспокоен климатом, а разумный человек серьезно обеспокоен Биби [премьер-министр Израиля]. Когда климатологи пытаются убедить разумного человека, они никогда не будут говорить о возможности, потому что возможностей ведь много, а попытаются подделать определенность угрозы (потому что человек не способен к нарративному мышлению возможного, только необходимого, и предпочтительно предопределенного судьбой – как в трагедии или в истории о судьбоносной любви: эти нелогичные истории являются для него самыми убедительными историями, и поэтому он также любит историю божественного избрания, и никогда не полюбит возможное – и разветвляющееся – религиозное мышление).

В развитии искусственного интеллекта, как и перед Холокостом евреев, снова и снова даются предупреждения о волке, и никто не может поверить, что это действительно произойдет, потому что это выходит за рамки всех прецедентов, и поэтому выходит за пределы способности мышления (которое является мышлением необходимости, прошлого, или в лучшем случае мышлением существующего, настоящего, а не мышлением возможного, будущего). Нуждался ли Гитлер в развитом воображении для осуществления Холокоста? Был ли Холокост творческим изобретением? Именно евреи могут понять, что большая волчья угроза, о которой даются многочисленные предупреждения, может также реализоваться. Отсюда важность Холокоста как открывающего нам сознание возможного, в противоположность историческому сознанию и прецедентному мышлению, которые почему-то считаются более подходящими для мыслящих людей ("интеллектуалов"). Эти люди всегда предпочтут спор из 19-го века (марксизм да или нет) спору из 21-го века, и это потому, что их древний образец – это учёные, люди прошлого, а не пророки, люди мышления возможного. Холокост важен, потому что он открывает нам мышление вне истории. Мышление сна.