Как Агнон разрушил религиозное творчество?

Агнон как пророк религиозного упрощения. Внешний язык традиционен, но вся реальность секулярна, и только внутренняя структура религиозна – однако пугающе примитивна с религиозной точки зрения, функционируя лишь как скелет религии, без духа. Вся огромная сложность проистекает из способа, которым сложный секулярный мир накладывается на упрощенный религиозный миф – а не из самой мифически-религиозной сложности, и результатом становится лицемерие, то есть разрыв между практикой и основой. Это описание типичного произведения Агнона – но также и религиозного мира наших дней

Что связывало Агнона и рава Кука? О связи между лицемерием и китчем – и о жизненной силе, которую Агнон черпал из наслаждения лицемерием, в религиозности цинизма (источник)

Последнее и самое сильное место религии – именно в романтике в её простейшем виде. Идея романтического предназначения – что существует "мужчина моей жизни", "суженая" и "любовь всей жизни" – живёт ещё, в сетевую эпоху множества возможностей и связей, только в религиозном мире – где супружество стало религией и где всё ещё есть судьба. Ибо существование "единственного" и "единственной" проистекает из существования "Единого", то есть Бога, а "встреча душ" требует веры в "душу". Поэтому второстепенное высказывание в талмудической литературе, утверждающее, что союз такого-то с такой-то определяется небесным голосом ещё до создания плода, стало сегодня основным принципом веры в иудаизме, и сегодня оно открывало бы принципы веры Маймонида.

То, что началось (в далёкой романтике) с переноса религиозных идей (христианских!) в религию любви, то есть романтику, иными словами – с секуляризации, превратилось в главный принцип нынешней религии. Поэтому религиозное общество одержимо свиданиями и холостяками, ибо безбрачие – это противоречие вере, потому что религия любви была усвоена как иудейская религия. Еврейский дом стал важнее синагоги, дома учения и Храма вместе взятых. А секулярный переход от любви к сексуальности уже подтачивает религию дома извне. Ибо романтика уже искусственна в секулярной реальности, она уже идеология – а не вера. Она китч – а не реализм.

И всё это понимал Агнон. Потому что у Агнона секулярная реальность – это толстый сэндвич между религиозным языком (с внешней стороны) и религиозными глубинными структурами (с внутренней стороны). У Агнона всегда в основе сюжета есть мифическая глубинная структура, и это, по сути, то, что он нам говорит: под секулярным миром существует религиозный мир. И главный принцип веры у него, который он понял как главный принцип религиозной веры, – это романтическое предназначение. Отсюда проблема агунот [женщин, которых мужья оставили без развода] – нет способа освободиться от глубинной структуры. Герои несвободны. Они пойманы в мифическом, и только кажется, что они действуют согласно этому миру. Нет способа освободиться от той, что предназначена тебе, и если это происходит, косвенным путём случается несчастье, или косвенным путём происходит исправление и возвращение к правильному порядку. Как греки верили в личную судьбу, так Агнон верит в романтическую судьбу, отсюда его склонность к трагическому. Нарушение предназначения – это катастрофа, как до брака, так и после, и предназначение преобладает над всем, именно из-за Бога, который связан с этим предназначением, как мойры связаны с судьбой жизни. Агнон пытается писать трагедии – потому что в глубине души он не традиционный еврей, а романтик.

Романтический мотив центральный для мира и героев Агнона, в отличие от Кафки, например, у которого центральным является именно мотив реализации жизни и существования (и их противоположности – смерти). Один пишет об изменнике, другой пишет об убийце. И действительно, мы можем классифицировать писателей по тем, у кого романтическая любовь второстепенна по отношению к существованию жизни, и противоположным, у которых жизнь второстепенна по отношению к любви. До современной эпохи иудаизм был религией, центральным мотивом которой была жизнь, выживание например, а в современности он стал религией, центральным мотивом которой является любовь. Главное обещание – не жизнь после смерти, а жизнь в любви и доме – интимность. Любовь в эпоху смерти любви, и уверенность, что супруга была предназначена нам за сорок дней до нашего создания. И это в противовес секулярному сомнению – не в существовании Бога – а в любви, в выборе и в возлюбленной.

Верующему гарантировано, что он должен был жениться на той, на ком женился, для исправления его души и её души (то есть – даже если они ссорятся и не ладят), и это центральный пример провидения, в которое он верит, гораздо больше, чем если он болен (даже рак уже не происходит от Бога, и точно не от грехов, а от мятежных клеток). Поэтому верующие оставляют религию на романтической почве, и уже не особо становятся светскими на почве болезни и смерти и вопроса зла в мире. И поэтому также романтический китч полностью испортил религиозное творчество. Агнон разрушил религиозную литературу, потому что когда его упрощают, остаётся романтическая структура (и романтическое упоение языком) без жестокого реалистического покрова, который возник потому, что Агнон писал для светских, и поэтому должен был быть внешне светским (и скрывать религиозность). И вообще – его лицемерие помогло ему создать глубину. Но у религиозных, которые взяли с него пример, скрытое уже стало явным – и глубины нет. Они не лицемерны – они поверхностны. Они верят в любовь.