Почему украинцы смеются на пути к войне?

В чем истинная причина войны между Россией и Украиной? Почему самые жестокие ссоры происходят между братьями? И как все это связано с "плачевным" состоянием ивритской литературы. Печально!

Украинский медведь (источник)

Мир поражен веселой отвагой президента-комика, который является мишенью для ликвидации, общей шутливой реакцией на общее смертоносное вторжение, "смешными" репортажами с поля боя, видеороликами "троллинга против ракет" и "тик-тока против танков", улыбающимися лицами граждан под обстрелами, и даже эксперты в соцсетях удивляются: Игаль Либрант размышляет о том, что он "почти боится" назвать украинским "весельем" в борьбе, а Шалом Богуславский не понимает, почему мы знаем, где находится российская армия, но не украинская. Природа комического эффекта - это неожиданность, и почти слышна волна просвещенного шока, когда сценарий нарушается: так выглядит война? Где привычное нам соревнование в жертвенности и плаче (например: между израильтянами и палестинцами), чтобы привлечь симпатии Запада и его милосердное христианское сердце? Где несчастность и самоуничижение, черт возьми? Где любимая нами парочка: стреляют - плачут? Стреляют и смеются?!

Мир очарован, удивлен и поражен - но не самой войной (войн он видел много и его сердце покрылось толстой кожей), а украинской реакцией на войну: давайте, смотрите, будет весело. Что склонило черствое скучающее сердце мира к Украине? Что так притягивает тех, кто уже хотел забыть о ее существовании и вернуться к своему тупому безразличию, как в любом другом "печальном" конфликте (ой, как ужасно то, что там делают в...)? Что ж, веселье. Не слеза создает отождествление, а подмигивание, не усердная "разъяснительная работа" влияет на общественное мнение (зрителей представления) - а само представление (и то, как здорово его смотреть!). Больше всего украинская реакция на оккупацию напоминает нам, израильтянам, именно завещание Самсона, объясняющее, как избавиться от оккупации и чужого угнетения (то есть завещание Жаботинского, автора "Самсона", еврейской культуре): "Передайте им от меня не два, а три завета: собрать железо, поставить над собой царя и научиться смеяться". Ах да, кстати, откуда происходит Жаботинский?

Что на самом деле отличает украинскую культуру, чьи великие писатели являются великими писателями России, от русской культуры? Действительно ли существует отдельная украинская культура, которая не является частью русской культуры? Где вообще можно найти культурный разлом, возможно даже поэтический, который, как всегда, в конце концов становится политическим разломом (а в итоге - когда его не хотят признавать - военным)? Поскольку речь идет о "гигантских" литературах, в буквальном смысле, давайте подумаем о самых парадигматических и каноничных примерах: великих писателях. С украинской стороны: Гоголь, Булгаков, Бабель (а в нашей литературе: Шолом-Алейхем, Йосеф Перл, и да - рабби Нахман из Брацлава). С русской стороны: Толстой, Достоевский, Тургенев (а в нашей литературе: любой писатель, который хочет быть великим и "серьезным"). Кто-нибудь начинает замечать закономерность? Да, серьезно - серьезность.

С украинской стороны культуры снова и снова появляются центральные образцы пародийной, сатирической, насмешливой и улыбающейся литературы, склонной к фантастическому, гротескному и легкой форме. Король здесь - джокер, президент - еврей, танцующий со звездами, и радость - велика. А с русской стороны культуры снова и снова появляются центральные образцы "больших", тяжелых, глубоких, серьезных, реалистических, философских, трагических романов с сотнями и тысячами страниц, и всем тем, что мы привыкли считать "русской литературой" и "русской душой". Все то, чем израильская литература и критика - которая, к сожалению, всегда видела в русской культуре свой образец №1 - хотела быть: литературным медведем, желательно осиротевшим (ведь грустное - это серьезное). Так мы пришли к жертвенной и плаксивой культуре, с паузами (глубокомысленными), богатым языком, на котором никто не говорит (и поэтому не читает), которая не смеется во время сирены. И так устаревший роман, подпорка для двери, стал единственным "значимым" и "серьезным" литературным жанром у нас. И какой роман? Ну конечно: русский роман. Служба со смыслом.

У нас война и литература, философия и культура, восприятие и смысл - это тяжелое дело, не легкое. Величие происходит от слова "великий", не так ли? И в этом ведь нет конкурентов русскости, поэтому мы всегда будем соревноваться в том, у кого больше - а не у кого меньше. Так мы с рекордной скоростью превратились из Давида в Голиафа, и еврейский юмор превратился в израильский плач, а сабрская озорность - в хмурую занудность (военного корреспондента). Борьба у нас - это соревнование в самоуничижении и утрате - а не соревнование в насмешке, пытающейся превратить противника в шутку с помощью веселой креативности (помните мировое сочувствие к Израилю, когда мы были маленькими хитрецами - а не большими плаксами?). Да, культура также проявляется в военной доктрине и даже - в успехе в боевых действиях. Израильская литература стремится быть русской - колонна бронетехники длиной 60 км - а не легкие и невидимые подразделения, которые охотятся на нее как в сатирическом тире по уткам. Брутальная сила, огневая мощь и ("стратегическая") глубина - а не пародийная мобильность, дикий юмор и развитое воображение. Поэтому мы всегда предпочтем читать посредственный, но "тяжеловесный" (=респектабельный) роман, а не легкий шедевр (см. судьбу трилогии о черном круге...), или писать еще одну "серьезную" академическую статью сухим жаргоном вместо мышления в стиле дерзкой нетанийской школы. Мы всегда стремимся быть человеком прошлого века, если не XIX века (см. Путина), и вернуться к русскому золотому веку, с трагической судьбой и темной душой и столом длиной с изгнание - вместо того, чтобы стать комической реальностью XXI века.