Чему можно научиться из блокировки?

Провела ли я те два дня, когда была заблокирована и не могла войти в свой профиль, размышляя обо всем плохом, что я сделала? Или думая обо всем плохом, что сделал тот, кто пожаловался на меня? Что на самом деле означает блокировка? И почему каждому стоит испытать её хотя бы раз или два в наше время? Пока тебя не заблокировали, не удалили, не закрыли доступ и не выкинули пинком из группы – и, возможно, ты даже не удостоилась интернет-линчевания – ты не поймёшь

Идти ли мне или ударить в скалу? (Источник)

Почему опыт блокировки вызывает такие сильные эмоциональные реакции? Каждый, кто испытал блокировку, знает, что она переживается как акт чистого насилия – хотя, казалось бы, ничего не произошло. Никто ничего тебе не должен и не обязан с тобой взаимодействовать. Другая сторона – автономный субъект. Твое желание общаться с ним, когда общение требует согласия (а согласие – это основа человеческих отношений и морали... не так ли?), конечно, его не обязывает, и, возможно, даже немного патетично. Если так, то как получается, что мужчина, наказывающий свою партнершу молчанием, часто воспринимается даже более жестоким, чем тот, кто кричит, ломает вещи и проявляет физическое насилие? Почему мужчина, с которым ты переспала вчера вечером, или даже просто сходила на свидание, который ничего тебе не должен, но выбрал одностороннее исчезновение [гостинг], вызывает такой сильный женский гнев на всех мужчин вообще и острое чувство несправедливости? Почему даже случайный человек в Facebook, в особых отношениях с которым мы не заинтересованы, воспринимается как агрессор, когда он внезапно блокирует тебя – сильнее, чем если бы он оскорбил твою мать ad hominem? Только ли потому, что задеты наши чувства? И собственно – почему задеты наши чувства? Ведь нам не причинили несправедливости. И отсутствие коммуникации – это не несправедливость, верно? Что это вообще за насилие такое, такое чистое, такое бестелесное – и полностью пассивное. Ничего не произошло. И с нами ничего не сделали.

Ощущение блокировки, которое создает цифровая ситуация, сочетает в себе боль социального отвержения (которая, как известно из исследований мозга, переживается как абсолютно физическая боль) вместе с новым видом цифровой чистоты – чистой, как небесная лазурь. Когда Facebook блокирует тебя, или когда человек блокирует тебя в цифровой коммуникации – нет объяснения, только предположения. Нет даже выражения лица или какой-либо эмоции. Акт горячего насилия превращается в холодное безразличие, неличное, кафкианско-бюрократическое ("Если вы считаете, что мы ошиблись, нажмите здесь"). Сегодня Спинозу заблокировали бы одним кликом (зачем кормить тролля, когда можно на него пожаловаться?). И действительно, зачем спорить, когда можно просто удалить? Ведь ссориться – это агрессивно, а удалять – культурно. Обезьяны агрессивны – а люди блокируют (игнорировать нам уже недостаточно, ведь игнорирование требует от нас внимания, а почему мы должны кому-то внимание? Ведь внимание=деньги).

Ни индивидуалистическая парадигма, скрывающаяся за теорией познания, ни философия языка, скрывающая парадигму коммуникации, вообще не концептуализируют, что плохого в блокировке. Если мы вообще не относились к человеку – мы не относились к нему как к средству вместо цели, и у нас нет никакого обоснованного требования коммуникации от другого человека. Мы не злоупотребили языком (или даже не использовали его манипулятивно) – мы вообще им не пользовались. Блокировка – это слепая нейтральная точка этих философий морали, которые требуют действия или речи, или хотя бы мысли – а мы ведь именно не уделили другой стороне никакой мысли. Почему этот зануда должен нас интересовать, и на каком основании он требует нашего времени, нашей мысли, общения с нами и наших действий? Он не в беде, у нас нет с ним никаких обязывающих отношений, и он просто нам неинтересен. Есть ли в этом что-то плохое? Может ли вообще быть в этом что-то плохое? Какое это неразумное требование к нам? Что, собственно, мы у него отняли?

У философии обучения есть другой ответ – мы отняли у него обучение и возможность обучения. И отняли это также у себя. Если мы не автономные субъекты, а одна большая обучающаяся система, то наши связи измеряются не только как согласованная коммуникация (языковая мораль) или как действие, за которым стоит намерение (познавательная мораль), но как связи обучения. Качественная связь – это связь обучения, а плохая связь – это связь, непроницаемая для обучения, а связь, которая обнуляет обучение – это заблокированная связь. Когда ты блокируешь парня без объяснений после телефонного разговора или двух дней переписки – ты отнимаешь у него весь потенциал обучения, даже если он был в нем заинтересован, и возможно, также у себя. Когда ты опускаешь занавес и игнорируешь её придирчивые и мелочные жалобы с невнимательным мычанием – ты разрушаешь обучение, и только как следствие ты разрушаешь отношения. В философии обучения отношения построены не на коммуникации, как принято говорить в философии языка – а на обучении. Возможно обучение без коммуникации – и возможна коммуникация без обучения (каков критический параметр?). Когда родитель игнорирует своего ребенка, он вредит не его "привязанности" (психология, находящаяся под влиянием парадигмы коммуникации-языка), а его обучению. Твоя проблема, мужчина, не в том, что ты не слушаешь – а в том, что ты не учишься. И твоя проблема, дорогая, не в том, что ты не общаешься (ты как раз да! И много! И иногда слишком много!) – а в том, что ты не учишься.

Когда Facebook блокирует меня из-за каких-то жалоб, без всякого объяснения, он обнуляет мою возможность обучения ("почему меня заблокировали?"), и обнуляет также возможность обучения для того, кто пожаловался (которая, вероятно, возникла бы из моего ответа). Речь не о том, что мы обязательно пришли бы к согласию (вероятно, нет!), или даже что между нами была бы какая-то конструктивная коммуникация, но вероятно, мы бы учились, и вероятно, в системе возникло бы обучение. Удаление другого человека неправильно не из-за вреда ему – а из-за вреда системе. Бойкот вредит системе культуры. Тарифы и протекционизм вредят экономической системе. Затыкание ртов вредит интеллектуальной системе. А цензура вредит системе искусства. Бойкоты вредят отношениям больше, чем ссоры. Идея блокировки человека для его наказания – плохая идея не потому, что нельзя учить другого человека поведению, а потому, что она его не учит. Награда и наказание и бихевиористское вознаграждение – это неэффективный метод обучения, и что хуже – обманчивый. Тебе кажется, что он учит другую сторону уроку, но она ничему не научилась. А может быть, даже научилась противоположному тому, что ты хотел. Метод кнута и пряника – это метод дрессировки, а не обучения. И поскольку люди не ослы (которые не учатся) – а учащиеся – он дает особенно плохие результаты. Тебе кажется, что ты учишь партнера (или представителя другой национальности, или сына) уроку – но урок, который он усваивает, отличается от того, что ты хотел. Потому что ты плохой учитель, который выгоняет мешающего из класса. Итак, чему я научилась из блокировки? Возможно, этой статье. Но точно не тому, чему хотел научить меня блокирующий. Потому что на самом деле – я понятия не имею. Но в учебной морали, которая выходит за пределы действия и понятия, которая происходит не из неправильного действия или неправильного понятия, а из неправильного обучения – мы сможем ответить на вопрос, с которого начали, и описать метод кнута и пряника со стороны человека, которого ставят в положение осла (и что удивительного, что он становится упрямым как осел?).

В момент, когда наказание не является обучающим, оно воспринимается как насилие, и поэтому блокировка – анти-обучающая – воспринимается как акт чистого и незамутненного насилия, именно потому, что в ней нет никакого личного, грязного и смешанного компонента. Это применение силы, в котором не участвует сила, и поэтому оно "разрешено", но именно из-за своей необучаемости оно отрицает человечность другой стороны, которая сталкивается с полностью непроницаемой технологической стеной. Непроницаемость питает ощущение "вероятно, на Йозефа К. наклеветали, так как однажды утром его арестовали ни за что". Трагедия кафкианского героя не в отсутствии коммуникации (они как раз много общаются) – а в том, чтобы быть пойманным в системе, которая не позволяет учиться, и в которой нет обучения, и поэтому нет смысла. И в этом смысле, создания анти-обучающей, то есть кафкианской, закрытости, цифровая эпоха уже не требует лабиринта – достаточно стены. Уже не нужна сложность, стремящаяся к бесконечности – чтобы создать невозможность-обучения (то есть абсурд) достаточно простоты, стремящейся к нулю. Не разрушение языка описывал Кафка – а разрушение обучения. Обучаемость – это наше глубокое внутреннее человеческое ядро, ведь мы не автономные субъекты, которые могут выбирать учиться или нет. Сама возможность выбора происходит из обучения, которое является нашей природой: эволюционной, неврологической, культурной, и возможно даже физической и математической. Мы – обучающиеся системы. И поэтому, чтобы придать смысл опыту, в котором нет смысла – мы должны структурировать его обучающим образом. Пока не будешь заблокирован хоть раз – не поймешь. Пока не встанешь перед цифровой стеной с внешней стороны и не попытаешься поцарапать экран ногтями – не получишь основополагающий опыт информационной эпохи. Ты упустил свое упущение.